В многомерном пространстве целей, или о трудностях достижения всего и сразу

Александр Курдин

Ведущий научный сотрудник экономического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова, к. э. н.

Несмотря на усиление напряженности в международных отношениях в последние годы, Цели устойчивого развития (ЦУР) ООН остаются важнейшим ориентиром глобальной повестки дня. Замедление развития международной торговли и международных потоков капиталовложений, начавшееся еще после всемирной рецессии 2008–2009 годов, местами приобретшее более явный характер и усугубленное отдельными политическими и экономическими противостояниями, заставило рассматривать мировую экономику в терминах заторможенной глобализации («slowbalization»)¹ либо же вовсе фактической или потенциальной деглобализации.² Более сложным становится и отношение к ООН в условиях не самых успешных действий Организации в, пожалуй, главной сфере ее мандата – сфере международной безопасности. Эти процессы заставляют более осторожно относиться к попыткам международного объединения усилий, в частности – под эгидой ООН – по решению глобальных проблем человечества. В то же время нельзя не признать, что сомнения по поводу успешности коллективных действий по решению проблемы не снимают саму проблему с повестки дня, более того – затягивание способно лишь ее усугубить. В таком состоянии находятся Цели устойчивого развития: глобальный консенсус по поводу важности поставленных проблем и респектабельности их обоснования соседствует с сомнениями по поводу возможности выхода их совместных решений далеко за пределы деклараций.

Состав целей, их детализации и соответствующих им показателей, конечно же, подвергаются критике научного и экспертного сообщества с учетом меняющихся обстоятельств – одним из недавних примеров стала пандемия COVID-19, ставшая поводом для переосмысления ЦУР и выработки предложений по их модификации – как, например, в статье Сергея Бобылева (МГУ) и Леонида Григорьева (ВШЭ), обративших внимание на возможность уточнения почти каждой цели с учетом новых обстоятельств.³ Тем не менее в целом сама палитра из 17 целей, действующих с 2015 года, представляется всеобъемлющей.

В то же время взгляд на усилия и результаты по достижению этих целей заставляет говорить о том, что глобальные цели и меры по их достижению являются «надводной частью айсберга», тогда как реальная работа и практические успехи находятся на национальном уровне. Одной из иллюстраций может служить поставленное во главу списка Целей преодоление глобальной бедности – ЦУР 1. Динамика доли крайне бедного населения (с учетом действующего сейчас в рамках методологического подхода ЦУР ООН низшего порога бедности по доходу на уровне 3 долл. в день на душу населения) в мире в целом демонстрировала достижения в русле глобальных усилий по преодолению бедности, особенно в период с 2000 по 2015 годы – период действия Целей развития тысячелетия, то есть предыдущей версии ЦУР (Рисунок 1). Однако на этом фоне обращает на себя внимание прогресс Китая, который смог практически искоренить у себя крайнюю бедность за 15 лет.  При этом стартовал Китай с отметок, намного превышающих среднемировые. В то же время бедные страны хотя и показали некоторое улучшение к середине 2010-х годов, но темпом намного ниже среднемирового, а с 2015 года ситуация там, наоборот, стала ухудшаться. Но и в мире в целом прогресс сильно замедлился после того, как в Китае практически исчезла крайняя бедность, то есть после 2015 года, именно того года, когда и появились Цели устойчивого развития. По оценке ООН, теперь, при сохранении имеющихся трендов, к 2030 году можно рассчитывать лишь на то, что доля бедного населения в мире снизится до 8,9%, а не сократится до нуля, как планировалось.⁴

Когда мы задумываемся о перспективах достижения Целей устойчивого развития, важно ответить, во-первых, на вопрос о том, как они соотносятся с национальными целями крупных стран, во-вторых, на вопрос о том, как соотносятся разные цели друг с другом. Именно крупные страны, как показывает пример Китая и бедности, обладают потенциалом для решающего вклада в глобальное изменение ситуации. Понятно, что какая-то часть из обширного массива проблематики ЦУР в любом случае будет покрыта на национальном уровне. Проблемы начинаются из-за того, что и сами ЦУР могут рассматриваться как не вполне консистентные между собой, не говоря уже о тех интерпретациях, которые они приобретают в национальном контексте.

Один из широко обсуждаемых вариантов такого внутреннего несоответствия – так называемая – так называемая «новая трилемма Родрика».⁵ Гарвардский экономист Дани Родрик в 2024 году предположил, что три направления политики несовместимы между собой: предотвращение климатических изменений, сокращение глобальной бедности и защита интересов среднего класса в развитых странах. Смысл трилеммы в том, что невозможно сочетать все три направления, прогресс по любым двум из них неизбежно приведет к ухудшению ситуацию по третьему. В первом приближении это кажется интуитивно понятным. Если мы будем добиваться климатических целей и пытаться трансформировать энергетику, добиваясь повышения энергоэффективности и кардинального изменения структуры энергопотребления по миру в целом, но не хотим, чтобы эти требования сдерживали экономическое развитие небогатых стран, то платить за это – прямо или косвенно – придется налогоплательщикам развитого мира, в основном среднему классу. Если приоритет отдается благополучию сугубо в экономическом плане и в бедных странах, и в развитом мире, то тогда о надежном предотвращении климатических изменений придется забыть, поскольку пока повсеместно добиваться высоких результатов исключительно на базе зеленых технологий трудновато. Наконец, если налогоплательщики развитых стран не будут готовы нести бремя глобального перехода на зеленую технологическую базу, то дополнительные издержки на развивающихся странах будут тормозить их выход если не из крайней бедности, то по крайней мере сближение по уровню доходов с развитым миром. Более подробно мы, экономисты из МГУ, совместно с коллегами из МГИМО и рядом других исследователей, рассмотрели опции распределения ответственности и возможности балансирования интересов в рамках глобальной климатической политики в нашем недавнем исследовании.⁶

Два из этих трех направлений входят в состав ЦУР – защита климата (ЦУР 13, отчасти ЦУР 7 «Доступная и чистая энергия») и борьба с бедностью (непосредственно ЦУР 1, а косвенно – и ряд других целей). Третье – поддержка среднего класса –  как кажется, напрямую в ЦУР не фигурирует, но, во-первых, отчасти оно появляется, например, в составе ЦУР 8 «Достойная работа и экономический рост», во-вторых, и это главное, ни одно государство не может исключить его из состава своих национальных целей в том или другом виде. И если оно не будет реализовано, то тогда к власти в этих государствах могут прийти партии и политики популистского толка, в принципе дистанцирующиеся от ЦУР ООН хотя бы в отдельных аспектах, что уже кое-где и происходит на практике.

Применительно к России, отвечая на вопрос о соотношении национальных и глобальных целей в рамках работы Научно-образовательной школы МГУ «Математические методы анализа сложных систем», мы с коллегами в начале 2025 года оценили сочетаемость ЦУР ООН и российских Национальных целей развития (НЦР), утвержденных указом Президента России от 7 мая 2024 г. №309,⁷ с учетом множества задач и целевых индикаторов, сформулированных в обоих случаях. В результате обнаружилось, что из 169 задач ЦУР ООН с российскими НЦР соотносятся чуть более половины, хотя по сравнению с предыдущей итерацией российских национальных целей, в этом направлении заметен несомненный прогресс. Отчасти это, конечно, связано с тем, что значительная часть ЦУР «заточена» под нужды совсем бедных стран и в принципе неактуальна для России. Но есть и содержательные несоответствия, и один из основных разрывов располагается как раз в сфере энергоэффективности и возобновляемой энергетики, то есть по сути – в области климатической проблематики. А если анализировать «ядро» пересечений ЦУР и НЦР, то экономический аспект там преобладает над экологическим и социальным. Это позволяет говорить, что, хотя Россия в 2024 году и вошла в число высокодоходных стран по критериям Всемирного Банка, но при этом российское государство по своим ориентирам скорее остается в логике развивающихся стран, сфокусированных скорее на повышении материального благосостояния, нежели на всестороннем улучшении качества  жизни людей.

В попытках выявления и последующего выбора более сбалансированной траектории развития как на национальном, так и на глобальном уровне, представляется целесообразным думать по крайней мере в двух направлениях. Одно из них – понимание того, что универсальных решений мало, и найти единый подход для всего разнообразия государств не получится, а в случае России – даже на уровне регионов, и национальные приоритеты можно и нужно подстраивать в ту или другую сторону. В готовящейся к выходу статье моих коллег Екатерины Яковлевой, Анастасии Барабошкиной и Марии Диденко, также в рамках вышеупомянутой научно-образовательной школы, как раз разработана классификация российских регионов по их положению в пространстве социальных, экологических и экономических задач ЦУР и НЦР.⁸ Авторы получили, что российские регионы можно разделить на четыре кластера. Первый кластер, наиболее успешный в среднем по реализации НЦР, оказался не вполне сбалансированным между экономическим, социальным и экологическим компонентами со смещением в пользу первого аспекта. В этом кластере, к примеру, Москва, Санкт-Петербург, Татарстан, Свердловская область. Второй кластер (в котором находятся, к примеру, Московская, Ленинградская, Владимирская, Калужская области) по траектории развития представляется более сбалансированным и даже устойчивым, особенно в части экологического компонента, хотя менее успешным по реализации НЦР. В третьем кластере налицо отставание по НЦР, но более сильна социальная ориентация, а четвертый показывает умеренные достижения по НЦР, неплохие экономические и технологические результаты, но имеет самые несбалансированные оценки. Такой аналитический подход дает основания для того, чтобы управлять регионами более гибко и подстраивать исходящие из центра стимулы по реализации как НЦР, так и ЦУР, чтобы компенсировать возникающие пробелы.

Второе направление состоит в том, чтобы находить выходы из противоречий, подобных «новой трилемме Родрика». Сам ее автор отчасти успокаивает читателей тем, что может быть найден разумный компромисс, однако принципиальный выход из трилеммы, скорее всего, находится в сфере поддержки исследований и разработок, делающих использование зеленых технологий и инклюзивных механизмов экономического роста не только морально правильными или снижающими долгосрочные риски, но и приоритетными в терминах среднесрочной экономической обоснованности. Этот выбор может быть достигнут и за счет системы высоких штрафов, требовательных квот и прочей регуляторики, но в условиях невозможности или высочайшей сложности выстраивания глобального мониторинга и обеспечения симметричных регуляторных подходов по всему миру, очень уж риски обхода их в той или другой форме, например формирования «утечек углерода» в различных форматах. Сокращение издержек устойчивых решений за счет диффузии технологий – то есть «пряник» для экономических агентов – как кажется, будет действеннее кнута при выборе сбалансированного подхода к развитию стран и отраслей.

1. Gopinath, G. (2023). Cold War II? Preserving economic cooperation amid geoeconomic fragmentation / Plenary speech at the 20th World Congress of the International Economic Association, Colombia.
2. Ripsman, N. M. (2021). Globalization, deglobalization and Great Power politics. International Affairs, 97(5), 1317-1333; Roubini, N. (2020). The Specter of Deglobalization and the Thucydides Trap. Horizons: Journal of International Relations and Sustainable Development, 15, 130–139. https://www.jstor.org/stable/48573642
3. Bobylev S., & Grigoryev L. (2020). In search of the contours of the post-COVID  Sustainable Development Goals: The case of BRICS. BRICS Journal of Economics, 1 (2), 4–24.
4. UN. Goal 1: End poverty in all its forms everywhere // https://www.un.org/sustainabledevelopment/poverty/
5. Rodгосуrik D. A New Trilemma Haunts the World Economy // https://www.project-syndicate.org/commentary/new-trilemma-of-climate-change-global-poverty-rich-countries-middle-classes-by-dani-rodrik-2024-09
6. Бобылев С.Н., Кошкина Н.Р., Курдин А.А., Мальцев А.А. (ред.) Оценка перспектив и разработка механизмов справедливого международного сотрудничества в сфере низкоуглеродного развития и адаптации к изменениям климата с учетом социокультурных факторов. М., Экономический факультет МГУ, 2025 // https://www.econ.msu.ru/sys/raw.php?o=128290&p=attachment. Исследование выполнено по заказу Московской биржи.
7. Бобылев, С. Н., Барабошкина, А. В., Курдин, А. А., Яковлева, Е. Ю., Бубнов, А. С. (2025). Национальные цели развития России и ключевые индикаторы устойчивости. Вестник Московского университета. Серия 6. Экономика, 60(1), 40–59.
8. Яковлева Е.Ю., Барабошкина А.В., Диденко М.П. (2025). Стратегии реализации национальных целей развития регионами России и оценка степени их достижения. Вестник Московского университета. Серия 6. Экономика, 60(6), в печати.